Только вот называть «эту женщину» папиной женой Дина не могла.
Елена, мама Дины, встретив ее будущего отца – Роберта – так же долго не могла решить,тот ли это человек. Уж как-то слишком далеки были их круги общения, нигде раньше они не пересекались, хотя и жили по соседству: он – коренной мтацминдец, она – у дома Мелик-Азарянца – старинные районы в центре Тбилиси, где традиционно селилась интеллигенция.
Засидевшись в девках, Елена целиком отдавалась любимой больнице и не помышляла о замужестве. Робик стал «бегать» за ней с тех пор, как она возвратила его к жизни после несчастного случая; неотступно в течение семи лет встречал ее везде, дарил цветы и конфеты, познакомился с ее окружением. Настойчивость кавалера и внимание к ее умиравшей матери сделали свое дело: Елена пошла в ЗАГС.
Первая ссора молодых случилась сразу же после выхода из Дворца бракосочетаний. Во время скромной церемонии, когда чиновница утвердительно обратилась к невесте: «Вы же не станете менять фамилию такого рода на мужнину?» – молодого мужа перекосило. Сравнение его происхождения хэпре, деревенщины, с семьей супруги, происходившей из рода грузинских придворных, имевших привилегии у самой царицы Тамары, сильно зацепило мужчину. Домой молодожены пришли, поскандалив.
Ревновал Робик тоже с первых дней и «к фонарному столбу» даже тогда, когда она была беременной.
– Что за машина там сигналит, Элен? Тебя, что ль, вызывает? Почему под нашим окном?
«Наверное, уж слишком независимой была мама, – думала Диночка, слушая рассказы матери о ее семейной жизни, – мужчине было мало места рядом с ней. Надо накрыть стол,– вуаля, зови гостей! Сбегать на рынок – не будет она мужа дожидаться, сама сбегает. Подработать – тоже сама. Может, эти черты и порождают в мужчинах желание искать другую?»
Я старалась сохранить семью, хотела, чтобы у тебя был отец. Думала: потерплю, и он изменится
Мнительность и придирчивость проявлялись и в быту: то не ту сорочку постирала, то бифштекс не прожарен, то зачем гостей звать. Звуки скандала слышались из квартирки Елены, где они поселились, все чаще.
– Понимаешь, мне было неловко: вышла замуж в сорок лет, родила и на тебе – развожусь, – застенчиво объясняла Дине мама. – Чтобы люди сказали: чем думала, когда замуж шла? Я старалась сохранить семью, хотела, чтобы у тебя был отец. Думала: потерплю, и он изменится.
Робик изменялся. Особенно после поездок, куда всегда ездил один. О его «изменениях» Елена узнавала от «добрых людей», которыми полон мир, но старалась не обращать внимания.
После командировки в Цхинвали, куда его направили инспектором школы искусств, жизнь семьи изменилась окончательно. Вторая командировка обернулась предложением о работе, которым папа не замедлил воспользоваться, опять же – заработок получше. Свекровь поддержала сына. Скандалы прекратились, папу 3-летняя Диночка стала видеть, когда он приезжал на выходные. Девочке наняли няню, мама смогла выйти на работу, жизнь, казалось бы, налаживалась..
– А можно Робика? – томно произнес молодой голос в трубке телефона вечером, примерно, через полгода с начала жизни Робика на два дома.
– Кто спрашивает? Его еще нет, – поинтересовалась мама Дины.
– Супруга, – последовал уверенный ответ.
Елена, не сдерживаясь, объяснила звонившей особе, кто именно супруга Робика и как народ называет таких, как эта женщина.
– Ты с людьми разговаривать не умеешь, что ли?! – рявкнул с порога муж, не снимая пальто.
– Убирайся из моего дома! – таким же тоном ответила женщина. – Вон твои вещи.
Далее последовал стандартный «обмен любезностями». Словом, супруги развелись, а звонившая (это была Лана) стала именоваться «этой женщиной».
Елена работала как вол, чтобы «у ребенка все было», как и большинство мам-разведенок, подсознательно стремящихся откупиться за лишение отца. Робик помогал «бывшей», высылая сначала по 50 рублей в месяц, потом – по 25, а потом и вовсе по 5 рублей.
Девочка стала непослушной, прятала и уносила чужие вещи
Четырехлетняя Диночка тосковала по папе и спрашивала, почему он не приезжает больше, а мама объясняла разлуку тем, что папа теперь работает в другом городе.
Девочка стала непослушной, прятала и уносила чужие вещи, а однажды бросила ботинок в суп в доме дедушки с бабушкой.
Мамиде, сестре отца, пришедшей навестить ее с подарками, Дина, надув губы, выдала: «Я не люблю мамиду!» С тех пор тетка больше не появлялась, сочтя, что девочку подучили. Дедушка с бабушкой тоже перестали приглашать к себе.
По субботам Елена читала лекции на кафедре клиники, а девочка была на попечении ее коллег и забавлялась в разных кабинетах. Вдруг с криком «Папочка-а-а-а!» она бросилась к мужчине, сидевшему у декана. Мужчина обнял девочку и посадил к себе на колени, у коллег навернулись слезы. Гость был удивительно похож на ее Робика, и было решено, что он станет крестным отцом Диночки.
Мамида позвонила, чтобы известить о гибели дедушки
Друзья и знакомые приносили «на хвосте» новости о встречах с Робиком и «этой женщиной», обсуждали рождение «там» детей, не стесняясь присутствия Дины. Шло время, новости менялись, изменялось отношение Дины к отцу и родственникам.
Вечерний звонок никого не радует, особенно если на втором конце трубки – «бывшие» родственники. Мамида позвонила, чтобы известить о гибели дедушки. Слишком много лишнего наслушалась Дина за прошедшие годы, да и возраст – 15 лет – играл свою роль: девочка не хотела идти. Пришлось тете, сестре матери, сопровождать ее.
Отец раскрыл объятия со словами:
– Ты моя дочь, моя кровь, почему ты не приходишь ко мне?
– Я не хожу к тем, кто меня не зовет! Ты не любишь меня, а то не ушел бы от нас!!! – последовал резкий ответ.
Отец побледнел, люди зашептались, а Дина, подавив слезы, направилась к двери. Ей навстречу шла «эта женщина». Немую сцену прекратила тетка, схватившая Дину за руку. С чувством победителя они покинули территорию «врага».
Справедливости ради стоит упомянуть, что Елена старалась как-то упоминать об отце, рассказывая, как он гордится уже подросшей дочкой, ее поступлением в университет, как всем показывает ее фото. На шестнадцатилетие Дины от отца пришел перевод на 100 рублей, на которые купили кассетный магнитофон, ее давнюю мечту.
Еще мама говорила: «Помни, девочка, у тебя есть два брата, Датка и Мишка, родная кровь». Дина не могла понять, зачем ей знать о каких-то там мальчиках, которых, скорее всего, она никогда не увидит, однако мать подчеркивала: «Неисповедимы пути Господни, вы можете где-то встретиться с ними. Как бы не случилось любви между вами!»
За следующие 15 лет Дина успела «сбегать» замуж, пережить свой развод и потерять ребенка. Пережив утраты, произраставшие из несдержанности, торопливости и сплетен «болельщиков», Дина вынесла уроки: хочешь добиться чего-то, оставь попытки перекроить мир под себя, а изменяй свое отношение. Там, где планируются и решаются наши судьбы, видимо, решили, что Дина готова к новой встрече с родней.
– Диночка, папа умер. Панихида сегодня, завтра похороны. Ты адрес помнишь? – сказала мамида в трубку, плача.
– Да. Я приду, – через «не могу» ответила Дина и положила трубку.
Идти на подъем Мтацминды в феврале было нелегко – в лицо бил ледяной ветер, пробирая до костей, дорога обледенела.
– Мишенька, Датошенька, это ваша сестра! – произнесла почти седая худенькая женщина, сидевшая на месте «чирисупали», главного лица на похоронах, рядом с мамидой.
Ошибки быть не могло – это она, «эта женщина», Лана. Дина села рядом с ней. Минуты на три повисла неловкая тишина. Двое высоких парней отделились от мужчин, стоявших вдоль стены, и подошли к сидящим женщинам. «Братья», – пронеслось в голове Дины. Старший, Михаил, был сильно похож на папу, каким она его помнила, небрит, по традиции, и бледен. Младший, Давид, сразу растворился в потоке входящих; как оказалось потом, ему стало дурно от потрясения.
– Сестра?! – протянул Мишка, – какая сестра?
Вот это поворот! Выясняется, что от ребят скрывали существование сестры. Сидя рядом с Диной, Лана начала шепотом рассказывать, что все фото того периода, когда Диночка приходила в этот дом, были уничтожены, что детям решили не рассказывать ни о чем, надеясь, что, став взрослыми, они сами все поймут и отыщут друг друга.
С другой стороны сидела мамида и расспрашивала, как живет Дина, ее мать, кем девочка работает. Дина, пытаясь собрать в единое целое свое разбитое сознание, механически отвечала на вопросы. Братья вернулись на свои места у дверей, поглядывая на молодую женщину, занявшую важное место у гроба их папы.
К Лане пока не было ни обиды, ни интереса – только усталость
На отпевании, когда все присутствующие стали вторить молитве, Дина испытала катарсис. Слезы хлынули прямо из ее души, освобождая ее от боли и обиды, смывая все глупые разговоры, давая место прощению. Остались только жалость к уходящему навеки папе и сочувствие к братьям, которые, еле удерживаясь от слез, старались не опозориться. К Лане пока не было ни обиды, ни интереса – только усталость. Домой Дина вернулась совершенно опустошенная, не было сил разговаривать.
Похороны принесли еще одно потрясение: когда дети Робика встали рядом у его могилы, народ ахнул – как они похожи, одно лицо! Родители могут разводиться и вновь жениться, а родная кровь берет свое.
На келехе, поминках, в тостах осторожно упоминали о жене покойного. Было очевидно, что с Диной стремились подружиться. После того как гости разошлись, Дина предложила Лане помощь в уборке, чисто по-человечески сочувствуя ей. Лана не отказалась, начала знакомить своих подруг с падчерицей, и Дина случайно уловила ее комментарий: «В ней нет ни капли злости! Какая девочка…»
Постепенно, как в мозаике, появлялись новые кусочки жизни. Оказалось, что Лана не возражала против визитов маленькой девочки, дочки от первого брака мужа, но однажды ей устроили скандал, запретив «этой» общаться с ребенком. Тема размера алиментов тоже прояснилась: зарплаты Робика стало катастрофически не хватать, когда появился второй ребенок. Зарплата учителей в районной школе была мизерной, да трое детей, на которых делился весь доход папы, вот и уменьшились алименты.
Усилия родных уберечь девочку от ненужного контакта привели к полной потере контакта с папой
Мало-помалу у Дины сложилось понимание простой истины: не бывает у медали одной стороны. Усилия родных уберечь девочку от ненужного контакта привели к полной потере контакта с папой. Обида на «эту женщину» породила обиду на «бывшую» – вот и уничтожили все фото отцовские родственницы.
«Теперь все пойдет иначе, – решила Дина. – Лана точно мучима чувством вины и пытается ее искупить. Папы больше нет, зато у меня теперь есть два брата, и это важно».
– Познакомь меня с мальчиками, – попросила ее мама, и Дина с радостью пригласила ребят в гости.
Они обедали, потом смотрели фото из семейного альбома. Им было так же неловко, как и ей в их доме, они были сдержанны, но старались не задеть чувства «бывшей» их отца. Любовь к собакам, спорту, схожее чувство юмора были общими у всех троих.
Лана все более тепло встречала падчерицу, старалась приготовить для нее кофе повкуснее («Ты любишь его, как твой папа!»), порадовать сувенирами и узнать побольше о ее предпочтениях.
Дина узнавала много нового об «этой женщине», убеждаясь в том, что умение женщины быть деликатной, слабой лишь укрепляют ее позиции. «От нее точно есть чему поучиться», – думала Дина и продолжала общение. А если она брала паузу, Лана сама звонила ей или звонил брат.
Так прошли сорок дней, потом – лето, а осенью младший братишка уехал на заработки в Штаты.
Мама Дины скончалась, не дожив до годовщины бывшего всего пару недель. Горе, как оказалось, примиряет и сближает всех. Лана, как раньше Диночка, без предупреждения появилась на панихиде ее матери, заняла место недалеко от нее и заплакала.
Никто и помыслить не мог, что «эта женщина» будет сидеть у гроба Елены, выражая свое соболезнование падчерице
«Мама, посмотри, как все повернулось! Видишь, кто пришел тебя оплакивать, могла ли ты подумать о таком?» – думала Дина, рыдая у гроба. Действительно, никто из ее близких и помыслить не мог, что «эта женщина» будет сидеть у гроба Елены, выражая свое соболезнование падчерице.
Годовщину отца они отметили вместе. Как родные, отметили сороковину ее матери, на которую Датошка, уже устроившийся в Нью-Йорке, прислал деньги в помощь.
Перед отъездом Ланы в Штаты Дине захотелось сделать ей прощальный подарок – колечко с бирюзой, символ дружбы и верности.
Только вот называть «эту женщину» папиной женой Дина не могла, уж слишком нелепо это было. Какая жена, когда его уже нет? И женой была ее собственная мать, которой тоже уже нет. Так и окрестила ее в уме и для всех – папина вдова.
– Главное, все, что делаешь, основывать на прощении и любви, тогда все будет правильно,– ответил отец Димитрий на вопрос Дины, который она все-таки задала батюшке через 10 лет общения с Ланой. – Что было, то было, не нам судить. Исправить ошибки мы можем только любовью.
